За Хостой довольно прямой и пологий спуск; по мосту переезжаем на другую сторону. Здесь тоже прилегающие склоны и равнина нарезаны на участки. Дорога ведет дальше, то открывая живописные балки с изумрудной растительностью, то образуя как бы широкие рвы, по которым во время разлива бегут потоки, неся свои воды в моря.
Среди свежей зелени там, на дне лощины, стоит одиноко, лишенный листьев, остов когда-то раскидистого дуба.

Переезжаем речку Хероту и начинаем удаляться от моря. Едем среди гор. Дорога все живописнее. Орех, граб, самшит мелькают перед глазами. В два часа достигаем деревни Молдаванки. Белые домики смотрят приветливо, будто давно знакомые. Настоящая Малороссия.

Останавливаемся на отдых. Нас вводит в избу красивая женщина, лет 25. Можно пари держать, что это малороссиянка. Чистая комната, две постели, опрятно застланные, с русскими кружевами на простынях. Образ С. Николая с теплящейся перед ним лампадой без слов говорит, что хозяева православные.

Веселая, работящая хозяйка действительно оказалась хохлушкой. Уже восемь лет, как она попала сюда. За это время у нея умерло двое детей от лихорадки; двое здоровых, чистенько одетых ребят путались в ее юбках, а третий – хворенький, кандидат на тот свет – спокойно лежал в зыбке.

За Молдаванкой местность постепенно приобретает более гористый характер. Склоны круче, овраги обрывистее. Все чаще попадается чистый буковый лес и мелькают густые шапки развесистых орехов.
Вдруг на повороте разверзлись две скалы, и из-за них, в голубой дымке, показался целый ряд синих гор. Ниже, среди зеленого леса, темными пятнами лежали тени серебряных облаков. Снова потянулся целый ряд серых утесов.
Ехали тихо. Кучера объявили, что от скорой езды может случиться обвал. Лучи солнца перекинулись на правую сторону, слева виднелись следы обвала: целые груды камней и безжизненные поверженные деревья.

Внизу кипит и злится свинцовая Мзымта. Над нами каменный массив Ахцу. В его груде торчат два лома – это следы рабочих рук человеческих. Мы едем полутонелями.

Внизу Мзымта, суженная берегами, мчится по огромным уступам, шумя и пенясь. Вверху безмолвные, суровые скалы. Красота подавляющая, эта теснина Ахцу. Слова замирают на устах...

Проезжаем тоннель длиной в 41 сажень. Мост остался позади. Грозность пейзажей постепенно смягчается, скалы раздвигаются, шоссе идет среди тенистых буков; вдали виднеется как бы широкая гора, покрытая пепельной зеленью и красиво освещенная солнцем.

Шире, спокойнее бежит Мзымта, образуя островки, ласково лижет берег. Наклонясь к реке, чуть шепчут ветлы таинственные сказки. В версте или двух, от мостика бьют, кипя и резвясь, два источника, прозванные Нарзаном. Один из них очень богат углекислотой и железом.

Мы приближаемся к Красной Поляне со студеными ручейками, красивыми лужайками и дивной растительностью. Останавливаемся в домике Горного клуба.

Стекла все выбиты, но крыша кажется надежной. Закипает работа. Мужики разводят костры, женщины наносят душистого сена; прикрытое брезентом, оно служит прекрасной постелью. На другом брезенте, конечно, на полу, так как в домике, увы, мебели нет, устраивается стол.

Воздух возбуждает аппетит. Мы весело пьем чай.
На другой день, в 8 час. утра, трогаемся в путь. Дорога предстоит дальняя; до места ночевки нужно сделать пешком 30 верст.

Первые пять верст, до Эстонской деревни, идем по хорошему шоссе, бодро и весело. Спрашиваю у руководителя экскурсии, молодого студента, будем ли мы все время идти «таким шагом». Он спешит утешить, что далее дорога трудная и мы будем делать 3 версты в час, тогда как сейчас делаем 6 верст.
Нас шесть женщин, из которых только трое взрослых, и четверо мужчин: руководитель экскурсии – студент, и еще один турист-агроном, да двое кадет.
Идем и все не убавляем шага.

При переходе через речку падаю в воду. Но это никого не останавливает. Через два часа мы снова у речки. Но половина моста снесена и, чтобы переправиться, мы перебрасываем большой сук на другую сторону. Получается как бы крутой спуск к берегу.

Верхом, словно в цирке, быстро работая руками, переезжают мужчины, за ними, после усиленных уговариваний, - две экскурсантки, и раньше, чем я успеваю остановить, - моя девочка. Я в отчаянии лью горькие слезы. Малейшая неловкость, и это удовольствие может печально кончиться. Но девочка благополучно достигает берега. Двух других я не пускаю.

- Они переедут на вьюках, - решительно заявляю я.

У нас три вьючных лошади. А раз они подъезжают, и я, несмотря на протесты руководителя, настаиваю на своем.
Опять подъем, но, благодаря тенистым деревьям, мы бодро идем вперед. Чем дальше, тем подъем все круче. Дыхания не хватает. Только что остановимся, чтобы перевести дух и полюбоваться оставшейся позади красивой картиной, как нас энергично торопят.
-Скорее, не останавливайтесь!

Мы начинаем себя чувствовать в кабале. У меня в виски сильно бьет кровь. Дыхание порывисто, во-вот упаду.
Делая энергичное усилие, еще поднимаюсь некоторое время. Наконец, в глазах у меня кровавый туман; ещё момент, и я свалюсь.

Оглянувшись, вижу, что и все остальные мечтают об отдыхе. Тогда я смело начинаю протестовать. Напрасно!
-Возьмите лошадь, - говорит руководитель.
- Да, но откуда!
-Впереди едут греки.
Подчиняюсь. Лошадь под мужским деревянным седлом, сидеть неудобно, но зато хоть сердце начинает отдыхать.

Наконец, все выбиваются из сил. Пока шедшие впереди руководитель и агроном отдыхают, компания мало-помалу доходит до них, к месту отдыха. Но не успевает последний из отставших перевести дух, как уже снова требуют двигаться дальше.
Подъем ужасно крут. Мы едем среди роскошного пихтового леса. Толщина пихт поразительная. Внизу синеет, будто море, потонувший в тумане лес, а вверху – тёмно-зеленые горы, за ними другие, а там дальше – еще и еще.

Это поднебесный мир, свободный и вольный, с кристаллически чудным воздухом, а вы, как пленник, с трудом волоча ноги, чтобы не задерживать всех, идете, не смея остановиться, перевести дыхание и полюбоваться видом.

Наконец, - о, счастье! – привал. Привал тогда, когда вы думали уже, что заблудились, когда не все ваши аукания даже эхо не отвечало.
Руководитель и агроном далеко ушли вперед, вьюки – тоже, и мы одни идем по еще заметной тропинке.
Вот мы и на отдыхе.

-Мы ждали вас 40 минут, - получаем выговор от руководителя...
Полумертвые от усталости, молча бросаемся на разостланный брезент.
Проходящий случайно имеретин снабжает нас холодным кислым, похожим на кефир, молоком. Жадно подкрепляемся и через час снова трогаемся в путь, оставив руководителя и агронома уложить провизию. С новыми силами бодро делаем несколько верст.

Но вот руководитель и агроном снова перегоняют нас.
Чувство близкое к ненависти закипает в нашем сердце. Опять убежали!
Мы начинаем терять энергию. Подъем все круче и круче, на лошади ехать нельзя, так как они чуть не срываются в кручу сами.

Мы на высоте альпийской растительности. Чудный вид на Красную поляну. Вправо и влево угрожающе выглядывают горные громады, внизу снегом покрытые вершины, вдали голубеют маленькие альпийские озера. Мы в мире ярких красок, нагорных лугов. Величественная красота местности, кристальной чистоты воздух возвращают нам угасшие силы. После пятиминутного отдыха бодро идем по альпийским лугам. Внизу мирно пасётся рогатый скот. Перешли речку, за ней другую. Опять дорога вьется по крутому обрыву, снова поднимается. Мы на границе Кубанской области.

Начинает темнеть. Наших «руководителей», что называется, и след простыл.
Уже когда почти совершенно стемнело, полумертвые от усталости, спускаемся к подножию ледника Псеашхо, на берегу Черной, или вернее, «Бешеной» речки.
Здесь ждут нас проводники. Вот и место ночлега.

Мы поражены: слева и справа дремучий лес, где, вероятно, много диких зверей. Сыро, и нам кажется, что мы заболеем малярией.
Но нас проводники успокаивают:
- На такой высоте малярии не бывает.

Велим развести костер и, закрывшись бурками, начинаем постепенно приходить в себя. До сих пор всевозможные упреки летели на голову отсутствующего руководителя.
Но, вместе с ощущением тепла, постепенно гнев наш уменьшается.
Через два часа приходят руководитель с агрономом и нападают на нас за то, что мы расположились лагерем здесь, а не дальше, на балаганах, где они нас ждали.
-Ну уж если кто виноват здесь, то, конечно, не мы, - холодно парируем нападки. У вас, как у «руководителя», есть известные обязанности, которые вы нарушили, бросив нас.
-Коли не умеете ходить, -то нечего участвовать в экскурсии, - резко возражал агроном.
-Так и объявляйте, что экскурсия устраивается только для альпинистов, чтобы простые смертные не попадали в такое ужасное положение. Кроме вас одного, мы все отставши, и вам не мешало бы брать пример, - величественный жест в сторону кадет, - вот с них.
-Покорно благодарим, мы не желаем быть вьючными животными. Если вы хотите быть дамами, то здесь нет «кавалеров»!

-Дамами! -горько восклицаем мы. – Дамами! Да разве дамы ходят по колена в воде, лезут на неприступные скалы? Нет, дам здесь нет, но простая этика вежливости, господа, могла бы вам подсказать, что сильные не бросают слабейших!
-Руководитель наказан хоть тем, что он беспокоился о нас, по крайней мере обязан был беспокоиться... ну а вы... вы такой же экскурсант, как и мы, и до того, каким шагом вы идете, нам ведь нет дела.

Напившись чаю с консервами и сыром, мы поспешили укрыться в разбитую руководителем палатку, так как стал накрапывать дождик.

Теснота была такая, что передвинуть голову не было возможно, и я серьезно начинала побаиваться, что к утру, вместо носа, у меня будет плоское место. К счастью, агроном любезно уступил мне часть своей бурки. На вытянутой руке целую ночь спасала я буркой свой нос от опасности.

С рассветом проснулись. При поднятых полах палатки влево виднелся ледник.
Дождь не переставал. Подниматься нечего было и думать. До полудня мы оставались в палатке, играли в шарады, пили чай, ели ужасно надоевшие консервы.
Руководитель сварил пшенную кашу с сыром, при воспоминании о которой у меня начинается морская болезнь.

Так как дождь не переставал, решили двинуться в обратный путь. Тщетно я подавала голос за то, что уже поздно идти обратно и что мы не успеем засветло вернуться на Красную Поляну. Как глас вопиющего в пустыне, мой голос потонул в целом море возражений. -Хорош! Зная, как вы идете, мы не будем ждать, пока вы уложите вьюки, и двинемся сейчас же в путь.

Двенадцать верст шли спокойно, скорым шагом. Дождь лил изрядно. Горные речки разлились. Нам некогда было выбирать камни; мы храбро вступали в ледяную воду, вода хлябала в обуви, с лица текли потоки воды, но мы весело двигались.
На 12-й версте «наши враги» нас таки нагнали.

Сердце защемило. Вот сейчас, сейчас перегонят, и, если, не дай Бог, что случится, вы же останетесь здесь покинутыми. Вперед же! Вперед!
Туман был так густ, что в двух шагах не видно было ни зги. Мы вступили в пихтовый лес. Тропинка кое-где обратилась в болото, ноги увязали, идти было ужасно. Острый камень вонзился в подошву моей туфли, через чулок просачивалась кровь.
Пришлось бросить чулок, обернуть чистым платком и снова в путь.
Пытка ужасная, при каждом шаге боль невыносимая. Но через полчаса на подошве образовался толстый слой грязи, и идти стало легче.

Начинало темнеть. Наши путники до сих пор, помня полученную нахлобучку, держались у нас в виду; но вот они скрылись, и мы потеряли дорогу.
Громкий крик «куда вы» заставил нас снова подняться на гору и выбраться на дорогу.
Наступила сплошная тьма. Мы спускались по головокружительной дороге, где на собственных салазках, где падая. Где держась руками за ветви деревьев. «Скоро, скоро» - тоскливо вырвется у кого-нибудь и сочувственно откликнется у другого. Впереди шелруководитель со свечею. Казалось спуску конца не будет.
Колена дрожали, в ушах шумело. Силы совсем оставляли, нервы достигли наивысшего напряжения. Ни азу не присев, если не считать минут, потраченных на перевязку ноги, мы сделали 30 верст. И вот мы опять у речки, где тащили сук.
Дождь проливной. Река разлилась. К счастью, повстречался грек, с двумя неоседланными лошадьми, на которых мы попарно и переехали.

Отсюда оставалось до Красной Поляны девять верст. Меня уговорили сесть на вьюк.
Вот пытка 20-го века! Ноги мои на широком вьюке беспомощно болтались без всякой опоры, тело было перенесено для равновесия, чтобы вьюк не перевернулся на другую сторону.

Через минуту такого положения ноги затекли, все тело одеревенело. Я испускала жалобные стоны, холодный ветер пронизывал насквозь. Грек, ведший в поводу лошадь, проникся ко мне участием.
-Мамо, мамо, как мне тебя жалко!
От времени до времени он переставлял мои ноги.

Вдруг снова полил проливной дождь. Дети еле тащились. Напрасно руководитель подбадривал их, приглашая идти скорее. -Благодарим вас, в совете не нуждаемся, - измученные в конец, иронически огрызались мы.
В 11 часов ночи достигли Красной Поляны.

Меня сняли с лошади: ходить я не могла. Одна из молодых барышень, уже потерявшая надежду благополучно вернуться, бросившись на сено, горько, чуть слышно, плакала. Еле-еле удалось убедили ее переменить одежду, так как все промокли до костей. Вместо юбок – дамы не захватили для перемены верхнего платья, - пришлось окутать себя одеялами. Переодевались все в одной комнате. Конечно, вместо чая, напились студеной водицы, так как разводить костер под проливным дождем было немыслимо, да и все так устали, что, вероятно, и при благоприятной погоде, охотников возиться с костром не нашлось бы. Легли спать как можно теснее, чтобы согреться.

Раньше мы никогда не участвовали в экскурсиях «Горного Клуба». Мы просто совершали прогулки, даже и по 30 верст в день, но совершали их в своей компании, где каждый с удовольствием шел на помощь другому; если один уставал, все отдыхали минуту-другую. И хотя мы возвращались домой усталыми, но довольными и бодрыми.
Здесь же, когда нам на другое утро предложили осмотреть Красную Поляну, мы отказались. Район Красной Поляны представляет редкое сочетание красоты, разнообразия и новизны. Начиная с любителя и кончая ученым ботаником, геологом и археологом, все найдут здесь значительный интерес.

Мы же, добровольно отказавшись от этого удовольствия, ничего не видели. Еле живые, но с большим опытом в отношении экскурсий горного клуба, возвратились в Сочу.
Эле.

Предоставил материал Владимир Костиников, историк-краевед г. Сочи.
Фотографии из сети интернет.